В четвертом эпизоде второго сезона «Пацанов» создатели сериала зачем-то акцентируют внимание зрителей на обсессивно-компульсивное расстройство Марвина Милка. Сложно вспомнить, были ли какие-то проявления в прошлых сериях или сезоне, но если оставить это единичным проявлением, то у нас получится отличная пасхалка, которая показывает уровень тревоги и стресса у невозмутимых на первый взгляд героев. Новый сезон и так получается более человечным, но такие детали делают его немного глубже.
Если говорить о самом явлении ОКР, то это в целом это не та вещь, о которой нам часто говорят в произведениях (для этого есть более популярные расстройства). В качестве примера можно вспомнить Монику из «Друзей», вроде как Шелдона из «Теории Большого взрыва» или героя Билла Мюррея из фильма «А как же Боб». Чаще всего это комедии и примерно одинаковый уровень навязчивости у «больных». Но в «Клинике», которая неплохо нас разводила на эмоциональные и глубокие сцены под видом смешного сериала, есть Кевин Кейси. Вы наверняка помните этого гениального хирурга, который сильно страдает от своих компульсий. Вся первая серия с ним смешная и забавная, пока в конце в лучшей манере сериала нам не показывают, как это прогрессирует и какую пытку доставляет самому человеку. Вроде уже и не так смешно становится.
Естественно, тяга к познанию природы расстройства стала не единственной причиной, по которой я решил написать этот материал. Какие-то признаки обсессивно-компульсивного расстройства я обнаружил у себя еще в подростковом возрасте. Например, для меня всегда было большой болью закрывать двери на ключ — в определенные периоды жизни я мог по минут пять стоять и перепроверять, закрыт ли дом. А если я вдруг забыл это сделать и вспомнил где-то в пути, мне приходилось возвращаться. Я понимал абсурдность своего поведения и самым большим страхом было то, что это все ведет к сумасшествию. Говорить родителям было страшно, а о помощи специалистов думать не приходилось. Я научился как-то с этим жить и вспомнил о проблеме только в начале этого года, когда пережил нервный срыв. Тогда же подумал, что мы стали жить немного лучше — мои сверстники заботятся о ментальном здоровье и об этом не стыдно говорить. Однако порог вхождения в эти темы все равно выше среднего, просто не могу представить себя в 13 лет, слушающего часовой подкаст со всеми этими сложными словами.
Чтобы немного понять природу расстройства и выплатить должок самому себе, Артем Миндрин решил обсудить ОКР простыми словами с врачем-психиатром и психотерапевтом Владимиром Брылёвым.
— Давайте начнем с самого начала. Объясните максимально просто, что такое ОКР.
— Если простым языком, то ОКР — это некие тягостные навязчивости: мысли, желания, представления, действия — они существует в сознании человека против его воли, доставляя ему достаточно мучительные переживания и тревогу. Чем больше он пытается над этим совладать, тем, как правило, сложнее ему с этим справляться, тем выше тревога. И на этом круг замыкается.
— Как понять, что это, например, не паранойя?
— Паранойя — это некая убежденность. Например, убежденность в какой-то идее, подозрительность, параноидальная ревность. У человека нет каких-то сомнений, и он не пытается со своими переживаниями справляться. У ОКР же обратная ситуация: мысли есть, но они неприятны, чужды и просто не нравятся. Как правило, люди, которые страдают ОКР, отлично понимают неадекватность этих навязчивостей и социальную неприемлемость.
— Складывается ощущение, что о таких проблемах мы стали говорить только сейчас, хотя более серьезные расстройства отражены в книгах, кино и других произведениях. То есть словно с этим сталкивается только наше поколение, а наши родители, например, вообще подобным не страдали. Почему так?
— Нужно понимать, что навязчивости знакомы практически любому человеку. В детстве многие не наступали на трещинки в асфальте и наверняка задавались вопросом, как лучше обойти березу или столб: справа или слева. Это не достигало уровня патологии, но навязчивые сомнения, тревога, переживания и вопрос выбора в принципе интегрированы в сознание человека. Почему об этом стали говорить чаще? За последние лет 30 возросло давление на психику, мы как биологические существа не были готовы к такому потоку информации (образы, запахи, стимулы, раздражители). Становится все больше предложений нашим первичным влечениям — агрессии и сексу. По уровню объема этого мы за день проживаем столько, сколько наши далекие предки не проживали за всю свою жизнь. Очевидно, что растет напряжение и наша психика отвечает готовыми и запрограммированными реакциями.
— А насколько пандемия и весь 2020 год с бесконечным потоком негативной информации может стать катализатором или причиной развития расстройства?
— В основе ОКР в целом лежат три таких кита: тревога, необходимость сделать выбор и какие-то внутренние влечения и потребности. Если мы возьмем пандемию как некую угрозу жизни и безопасности, то тревога, естественно, повысилась. Еще нам постоянно приходилось делать выбор в условиях отсутствия информации и конкретики: надеть маску в конкретной ситуации или нет, встретиться с друзьями или нет, пойти на работу или нет. И, наконец, пандемия актуализировала одно из важных первичных влечений человека — защиту от агрессии. Таким образом, ситуация с коронавирусом стала идеальным катализатором, надавив на все три болевые точки.
— А как нам тогда быть и можем ли мы выйти из 2020 года? С учетом разговоров о второй волне и прочих проблемах мы словно в новой эпохе, которая не дает выйти из постоянного стресса.
— С точки зрения психологии у нас есть следующее решение. Первое — это наконец-то обратить внимание на ценность своей жизни и собственных желаний вне зависимости от контекста. То есть, что мы можем сделать? Мои многие знакомые и коллеги просто переехали жить загород, а кто-то поменял формат работы, перейдя в онлайн. Они уменьшили возможность столкновения с проблемой. Это такая тактика избегания, которая имеет право быть.
Второе — принять для себя, что есть ограничения, они жутко дурацкие, но если тупо им следовать, то человек сам заметит, как уменьшается его тревога. Если я для себя принял априорное решение, что в метро я спускаюсь в маске, а в магазин надену перчатки, с друзьями мы не встречаемся где-то, но спокойно устраиваем дома вечеринки, тогда не надо будет каждый раз принимать решение.
— С 2020 годом немного разобрались, поэтому давайте вернемся к информации. Может ли как-то влиять на человека музыка, кино и поп-культура в целом?
— Есть два варианта. Раньше ОКР страдали в основном обсессивные личности — люди, которым сложнее делать выбор, они постоянно находятся в состоянии тревоги, при этом они еще перфекционисты-достигаторы с очень жесткими установками. Сейчас же мы сильно индивидуализируемся. Мы можем получать весь объем потребностей не выходя из дома — на экране есть секс, агрессия, мы имеем доступ к интеллектуальной информации и возможности коммуницировать.
Это создает ситуацию, когда у нас не хватает адаптивных стратегий совладать с какими-то реальными нагрузками. Да, поп-культура делает из нас таких Шелдонов. Мы много что знаем, но выходя на улицу, мы не обвязываемся подушками и попадаем в некую среду, где есть реальные опасности и сложности. Современные книги, сериалы и сеть в целом сделали так, что мы стали менее защищенными, но более эмоционально включенными в не зависящие от нас события.
— А вот вы упомянули Шелдона, а есть вообще такие наглядные примеры, где можно наглядно показать людям, что такое ОКР и как оно проявляется?
— Сложновато. В какой-то степени это Бильбо Бэггинс в «Хоббите», особенно в начале. Его вдруг резко вырывают из контекста в какой-то новый мир, и он находится в постоянной тревоге. Шелдон же здесь не совсем тот пример — он шизоидная интровертная личность. Это был просто пример человека, немного закрытого в себе и сложно выбирающего социальные взаимодействия.
— Навязчивые действия при ОКР называют ритуалами. Их наверняка очень много, но есть какие-то базисные, по которым можно выявить в себе расстройство?
— С годами контекст ритуалов меняется. Еще наши отцы постоянно проверяли включенные утюги, плитку на кухне, лампочки. В наше время мы чаще видим мизофобию (страх испачкаться), что часто сопровождается ритуалом мытья рук. Много ритуалов, связанных с одеждой: человек многократно перепроверяет, то ли он надел, так ли выглядит, постоянно возвращается к зеркалу.
Существует теория взаимосвязи ОКР с сексуальными желаниями, поэтому стоит обратить внимание на то, как усиливаются навязчивые действия в условиях после интимной близости или в околоситуации. Например, в обычной жизни нет никаких проблем, но когда вы едете на свидание с любимой девушкой, то начинаете постоянно перепроверять ключи в карманах, документы и другие вещи.
— То есть ритуалы меняются с нашим окружением, тогда можно как-то обратить внимание на постоянную перепроверку сообщений в телефоне?
— Многие описывают это как гаджетозависимость. Но если вы замечаете, что гораздо чаще перепроверяете что-то в телефоне на фоне каких-то проблем на работе, ссор или другого стресса, то это, скорее всего, носит обсессивный характер, то есть тревожности и навязчивости.
— Частое мытье рук иногда приписывают ипохондрикам. Может одно влиять на другое?
— Да, они могут быть соединены между собой. Ипохондрик может не просто бояться заразиться чем-то, но и иметь навязчивую мизофобию, что выразится в ритуале мытья рук.
— Есть ли какие-то очевидные ритуалы, по которым можно определить у себя ОКР?
— Здесь важно понимать, что некоторые ритуалы могут быть естественны — перепроверка закрытой двери или что-то подобное. Важно понимать контекст в голове у человека в данный момент. Это может быть просто привычкой, а если он испытывает тревогу, если проверил ручку два раза, а не три, тогда это уже больше похоже на обсессию. Диагноз ставится, когда выраженно нарушается качество жизни и когда расстройство достигает клинического случая. Можно проверить себя по шкале Йеля-Брауна и даже понять степень выраженности расстройства.
— А может ли привычка при определенных ситуациях перерасти в такой ритуал?
— Обычно все протекает синусоидно. Ритуал может регрессировать до привычки, но в ситуациях тревоги это опять превращается в навязчивость.
— Существует большое количество примет, при которых невыполнение действия приводит к тревоге. Есть ли взаимосвязь?
— Это же заложено в нас. Мы учим детей нередко через пугалки. У некоторых людей, которые более подвержены тревоге или мнительности, это может развиться до патологии. То есть человек может просто нормально жить, потом наступает сильнейший стресс, и он вспоминает, что наступать на люки нельзя. Если он это нарушает, то испытывает сильнейшую тревогу. Нередко бывает, когда он на этот люк не наступил, но сидя дома он может начать переживать, не наступил ли он на него.
— А в каком возрасте это может наступить?
— Статистически начинается с 10 до 30 лет. В 30-60 начало заболевания не типично. Авторы часто связывают появление симптома комплекса с пубертатом, потому что ОКР сильно связано с первичными инстинктами.
— Каких масштабов может достигать расстройство?
— Человек может по 20 часов в сутки выполнять ритуалы — это тяжелая форма. Появляется она, когда с годами прогрессирует какая-то органика мозга или когда человек попал в тяжелую для себя ситуацию. Это такой компульсивно-обсессивный невроз, который может наступить, если у человека сильный конфликт между желаниями и обстоятельствами. И если ситуация не разрешается долго, то расстройство начнет прогрессировать, и ему будет все хуже и хуже, пока не вмешается случай или терапевт.
— Случай?
— Классический пример — есть семья, жена и любовница. Жена собрала вещи или любовница решила все это прекратить. Невроз может деактулизироваться, но обычно наступает повторение такой ситуации, потому что мы живем повторяющимися паттернами.
— Существует ли какая-то стигматизация ОКР?
— В компании друзей может появиться какой-то стеб, который может быть дополнительным источником травматизации. Иногда это может стать рычагом давления. Часто людям с достаточно выраженным ОКР сложно построить близкие отношения или семью. И в таких случаях людям иногда приходится скрывать признаки патологии, что становится дополнительным стрессом. Ну, и, конечно, самостигматизация, которая сопровождается чувством вины и пониженной самооценкой. И эта форма, наверно, самая тяжелая.
— Если ты понял, что у тебя есть признаки, то что делать?
— Это повод хотя бы для одного визита к психологу. Во-первых, он может опровергнуть все ваши опасения, во-вторых, специалист квалифицированно скажет, ОКР это или какая-то другая ситуация. ОКР иногда может скрывать тяжелую депрессию, бывают даже случаи неврозоподобной шизофрении, которая протекает похоже.
— Понятно, что самолечение — самое плохое, что можно посоветовать. Но вдруг есть что-то, что может хотя бы отвлечь?
— Стратегии отвлечения сами становятся ритуалами. У меня был клиент, который снимал стресс через мастурбацию. В результате через несколько лет он пришел с проблемой навязчивой мастурбации. Когда у него появлялась тревога, ему приходилось покинуть место и уединяться. Это очень небезопасный вариант. Вообще, стратегии работы с навязчивостью имеют два варианта. Во-первых, человек должен осознать, что стало причиной появления ОКР. Не в плане ритуалов, а в плане контекста тревоги. Во-вторых, человек пошагово разбирает свою болезнь и пытается справляться с каждым отдельным этапом. Но, возможно, это только в суперлегких случаях.
— А алкоголь или похожие попытки заглушить в себе тревожность?
— Часто люди с навязчивостями стараются решить свои проблемы бытовыми средствами. Это алкоголь, марихуана или какие-то таблетки. Это может привести к вторичной наркотизации или алкоголизации. И если человек стал замечать, что для снижения уровня тревоги и для контроля своих навязчивостей стал прибегать к таким средствам, то это повод не просто идти, а уже бежать к психологу, если даже не к психотерапевту.
— Многие без визита к специалисту начинают использовать какие-то лекарства. Нет ли риска создания взаимозависимости процессов?
— Это ответственность врача. Мы наконец-то доходим до стадии, когда серьезную фармакологию уже почти нереально купить без рецепта. Есть единичные возможности, но в ближайшие годы Роспотребнадзор закрутит гайки окончательно, и мы столкнемся с ситуацией, когда таблетки будут выдаваться врачом. И уже он решит, будет ли человек принимать лекарство и сколько по времени. Но ОКР действительно лечат антидепрессантами или нейролептиками с антидепрессивным и противотревожным эффектом.
— Давайте в конце попробуем совсем кратно выстроить скрипт «у меня или у моего близкого ОКР — как я ему могу помочь».
— Первое — обратить внимание и осознать, что есть проблема. Второе — попытаться узнать что-то подробнее. Только не надо ставить себе самодиагноз, речь про информацию. Третье — понять, насколько оно меняет социальное функционирование. Если ухудшилось качество жизни, вы стали хуже спать, сложнее стало общаться с людьми, стали меньше радоваться, на работе менее эффективны или просто до самой работы стало добираться труднее, тогда необходимо снять рабочую нагрузку, оптимизировать распорядок дня и совершать больше прогулок.
То есть речь идет о простой заботе: позаботьтесь о своем близком или о себе самом. Если помогло, то вам повезло. Когда вы не можете с этим справиться, необходимо запросить помощи у близких (или помочь самому, если речь не о вас). Но тут есть нюанс в виде вторичной выгоды симптома, когда забота завершается зависимыми отношениями или спасательством. Период такой заботы должен быть коротким. Когда помощь становится единственным костылем, наступает следующий шаг — необходимо обратиться к психологу.
